Он выждал с минуту, но, когда понял, что машина там так и стоит, быстро принял решение. Затевается что-то грандиозное, что-то ужасное, в этом он не сомневался!

Похоже, трасса перекрыта, причем не только на этом съезде. За те минуты, что он стоял наверху на эстакаде, по Е4 не проехала ни одна машина. А «пятьдесят восьмой» даже не прикоснулся к педали тормоза, когда увидел полицию и перекрытие, так что очевидно: он ожидал это увидеть.

Какие бы ни были у Игры планы в отношении «пятьдесят восьмого» и этого полицейского фургона, они явно связаны с тем, что происходит тут, на шоссе, и единственный способ для Эйч Пи узнать, что это, — отправиться самому вниз к автомагистрали.

Он развернул мопед и направился в обратном направлении, к Чисте. Где-то через пару сотен метров выключил свет и поехал по обочине. Быстро обернувшись через плечо, удостоверился в том, что копы его не видят. После чего въехал прямо в темноту леса.

* * *

Слева по ходу движения — Норвик, и долго не будет съездов с трассы. Дорога совершенно пустая, нигде никакого движения, кроме отблесков голубой мигалки впереди. И тут Ребекке вспомнилась строчка из песни, которую она любила слушать раньше.

Снова крутится земля, радио передает нашу песню,

Стокгольм опустел, а мир затаил дыхание…[140]

* * *

Ветки царапали ему лицо, пока он пробирался сквозь ельник.

— Переться в лес среди ночи — отличная идейка, твою мать, Эйч Пи! — пробормотал он перед тем, как уткнулся носом в торчащий из земли корень.

Встав на ноги, отряхнув с одежды землю и иголки, Эйч Пи с руганью продолжил пробираться к трассе Е4. И вдруг лес закончился. Он вышел к высоковольтке, а сквозь редкую полоску с другой стороны просеки увидел огни автомагистрали.

Почти дошел, нужно еще поднапрячься.

Найдя тропинку, Эйч Пи наискосок пересек просеку, затем скрылся между деревьями и двинулся дальше по направлению к голубым огням, которые увидел чуть левее от своего местонахождения. До Е4 здесь не больше пятидесяти, максимум семидесяти пяти метров. Помимо хлюпанья его собственных промокших от росы кроссовок, не слышно ни звука.

Движение полностью перекрыто, поэтому, что бы ни затевалось, это будет какая-то умопомрачительная штука.

Лес поредел, и он подобрался поближе к «семнадцать десять». Фургон доехал почти до конца наклонного съезда и стоял теперь у самого дорожного полотна. Эйч Пи видел, как «пятьдесят восьмой» сидит, уставившись в блестящий предмет, который он держал поверх руля.

Эйч Пи сразу понял, что это.

Мобильный телефон.

* * *

Снова крутится земля, потому что все наши мечты,

Все, что ты делаешь, останется жемчугом на моем челе…[141]

Ребекка напевала себе под нос. Классная, надо сказать, песня. Интересно, куда она дела этот диск?

* * *

Он в три скачка выбрался из кювета. Баллончик со спреем в правой руке, левая на ручке двери.

Рывок, дверь настежь, и в лицо ничего не подозревавшего мистера «номер, мать его, один» ударил поток слезоточивого газа.

Say hello to my lil’ friend![142]

Газ распылился во все стороны так, что и самому Эйч Пи попало в глаза. Он рефлекторно зажмурился.

Ох, черт, как жжет, как будто пожар в глазах, а Хассельквисту, «пятьдесят восьмому», поди и того хуже. Парень визжал как резаный и в панике тер рукавами лицо.

Несмотря на жжение в глазах, Эйч Пи удалось без проблем схватить «пятьдесят восьмого» за одежду, вытащить его с сиденья автомобиля, а затем и столкнуть дальше в кювет. Эйч Пи судорожно моргал, глаза все еще жгло, но он помнил кое-что, о чем прочел пару лет назад.

Поскольку слезоточивый газ на самом деле никакой не газ, а порошок, то тереть глаза не нужно, потому что так делаешь только хуже. Вместо этого он подставил лицо ветру, пару раз сильно моргнул, и зрение вернулось к нему в той мере, чтобы он получил возможность как следует пнуть «пятьдесят восьмого» в солнечное сплетение.

— А теперь мы с тобой немного поболтаем, — процедил он сквозь зубы и вытащил из кармана носок с бильярдным шаром.

* * *

— А, я знаю эту песню, — улыбнулся Викстрём. — Это «Кент» или…

— М-да… — кивнула она в знак согласия, хотя, честно говоря, точно не помнила, как называется эта группа.

Ну да, точно «Кент»!

* * *

— Кент?

— Да-а-а, — хныкал «пятьдесят восьмой».

— Так тебя зовут Кент?

Последовало еще одно утвердительное хныканье. Что-то тут не сходится.

— Так, а Микке, черт подери, тогда кто такой?! — взревел Эйч Пи.

— Что?!

Хассельквист, которого, как оказалось, звали Кент, лихорадочно моргал, из глаз у него лились слезы.

Эйч Пи сделал глубокий вдох. Вообще-то ему больше хотелось сразу раскроить хлюпающей твари череп, но с этим придется подождать. Еще остались вопросы, на которые ему нужно получить ответ, прежде чем он сможет списать смешного любимчика Гейм-мастера в архив.

— А девушка в твоем фильме, она же называет тебя Микке?

Хассельквист превратился в один большой слезливый вопросительный знак.

— Высокая, темные волосы, спортивная, снято в кафе, не припоминаешь такого?

Наконец-то какие-то признаки жизни:

— Это не со мной, это она со своим парнем разговаривает. Я только их снимал, это было такое простое зада…

И вдруг «пятьдесят восьмой», похоже, вспомнил правило номер один: его рот захлопнулся, как мышеловка.

Хенрик пожал плечами и пнул его в пах. Затем он дал «пятьдесят восьмому» пару секунд на то, чтобы прийти в себя, и снова наклонился над ним:

— Малыш, я знаю об Игре все, включая и правило номер один. Но на твоем месте я бы больше беспокоился о том, выживешь ли ты в ближайшие две минуты, чем о том, что наш общий друг Гейм-мастер расстроится из-за того, что ты треплешь языком, понял?

Хассельквист только судорожно кивнул в ответ, держась за свой детородный орган.

— Отлично! Я правильно понял, что твоя миссия заключалась в том, чтобы снять эту женщину и ее парня?

Кент снова кивнул.

— Ты его знаешь? Ну, этого Микке?

Хассельквист покачал головой, но как-то неуверенно.